О некоторых стереотипах сознания

Публикация этого блога навеяна многочисленными темами нашего форума, пестрящими грустными историями семейных отношений, когда женщина, выходя замуж, очень быстро попадает в зависимость. И речь в принципе не о финансовом положении, мы ведь не в пещерах живем, и мамонта в нашем обществе женщины таскают домой ничуть не реже, чем мужчины. Речь, скорее, о стереотипах сознания, когда общество упорно втолковывает, что за мужчину надо держаться руками и ногами, взвалив на себя всю ответственность за отношения и работая над ними в одиночку. Я вот как-то категорически не согласна с такой позицией и даже не из оголтелого феминизма, а просто потому, что уверена, что такой подход развращает всех участников отношений: того, кто трудится, того, кто этим пользуется, и тех, кто на это смотрит. А смотрит кто? Правильно, смотрят дети, запоминая это как нормальную модель отношений. Динамика общественного сознания – штука медленная. Примером тому может служить опять же моя любимая литература. Вы когда-нибудь обращали внимание на то, как строятся женские образы? Мне вот по долгу профессии приходилось, и выводы об этом фундаменте у меня сложились очень даже грустные, хотя и несколько объясняющие крепость современных общественных стереотипов. Посмотрим вместе?

Женские образы традиционно называют украшением русской классической литературы, светом, озаряющим лучшие произведения, переведенные на все языки мира и по праву названные перлами мировой литературной сокровищницы. И вправду, речь идет прямо-таки о бриллиантах нравственности и порядочности, стойкости и скромности, верности и доброты. Однако при всем богатстве выбора этих самых женских персонажей четко прослеживается отсутствие какой-либо эволюции. Татьяна Ларина, Лиза Калитина, Наташа Ростова, Соня Мармеладова, Катерина Кабанова и многие другие объединены несколькими главными и, на мой взгляд, тревожными чертами образа: готовностью жертвовать и трагическими судьбами. И даже те из них, кто осмеливается на некий внутренний бунт, непременно раскаиваются и обретают свое законное, но зато высоконравственное несчастье. Да и преступный бунт при ближайшем рассмотрении оказывается всего-навсего робкой попыткой отстоять внутреннюю потребность любви. Той самой любви, которую, как умиленно описывают бородатые классики, женщине суждено нести в мир. Тому внутреннему свету, который, по их словам, наделен единственно верной созидательной силой. Женщина рождена для любви, ее глаза светятся только в любви, ну и далее по любому великому классическому и зацитированному тексту. Ну что ж, давайте посмотрим, что же на самом деле ждет в русской классической литературе женщину, осмелившуюся полюбить.

Татьяна Ларина – общепризнанный идеал русской женщины, воплотивший в себе красоту нравственного чувства, причем в народном его исполнении. После онегинской отповеди о семейных идеалах, она выходит по настоянию родных замуж за генерала, делая выгодную (для ее родных) партию. Но, встретив Татьяну в новом качестве, Онегин немедленно влюбляется и просит ее о взаимности. Героиня любит его чуть ли не сильней, чем прежде, но ее ответ - нравственный урок, для Онегина оказавшийся едва ли не важней надежд на личное счастье: «Но я другому отдана, и буду век ему верна…» Честь супруга на высоте, родные могут наслаждаться комфортом и положением в свете, Евгений обретает нового себя. А как же Татьяна? По дворянским понятиям она вполне могла бы решиться на адюльтер. Это было немного зазорно, но в целом, вполне терпимо. Особенно, если без шума и огласки. Но героиня воспитана няней, привившей крестьянские понятия о девичьей чести: до свадьбы – выбирай, ищи, а после клятвы «перед Богом и людьми» - грех. И теперь впереди жизнь с нелюбимым пожилым человеком, без материнства, в шелухе ненужного ей блеска высшего света. Критика в восторге, Татьяну нарекают первой «национальной» героиней и, в общем-то, верно. Этим образом открывается галерея несчастных русских женщин.



Еще более трагичный образ Катерины Кабановой из пьесы Островского «Гроза». Истинно верующая женщина совершает самый страшный по христианским меркам грех – самоубийство. Мотив очевиден: невозможность любить открыто и жить с любимым человеком делает ее настолько грязной в собственных глазах, что душа ее стремится очиститься даже таким страшным способом. На поступок ее толкает не столько мнение окружающих и мерзкое поведение родных, сколько требование любимого пожертвовать своим чувством. По нравственным меркам, кстати, она никому не изменяет: с мужем (с говорящим именем Тихон) они живут дружно, правда без любви, но и без вражды, а вообще супругом да и всем домой заправляет свекровь, с которой Катерина отнюдь не венчалась. Итог: в семействе Кабановых скандал будет потушен, потревоженный Калинов вскоре вновь заболотится, Борис уедет по торговым делам и утешится с новой возлюбленной, а Волга сомкнет свои волны над телом несчастной женщины, запятнавшей себя потребностью любви. Теперь, когда она уже точно не будет счастлива да и вообще, «не будет», она отчасти прощена.



Женские образы Толстого также сводятся к нравственному знаменателю, обязательному для русской женщины. Наташей он откровенно любуется лишь в моменты ее растворения в семье и муже. Забыт свет, балы, танцы, уроки пения и азартная охота, мечты и желания. Лицо Наташи светится от разглядывания пятен на детской пеленке, и она буквально награждена автором таким финалом за то, что выбрала все тот же путь – жертвенность. Она боготворит Пьера, но не как любимого мужчину, про любовь тут и речи нет. Это мудрый опекун, отец детей, общественный деятель и т.д. Ну а что может ждать героиню, осмелившуюся полюбить, да еще и отстаивать свою любовь - известно. Здесь женщину не помилует и альтруист Толстой. Пример тому – Анна Каренина. И это, заметьте, положительные персонажи. Про отрицательные, типа Эллен, лучше и не упоминать. У некоторых писателей жертвенность тесно сопряжена с откровенным унижением. Ярчайший пример – Сонечка Мармеладова. Ее падение – кусок хлеба для голодных детей, но именно этот путь делает ее столь привлекательной для Достоевского. Только познавшая глубину грязи, боли и унижения имеет право на счастье. Какое? Ну, конечно же, пожертвовать собой ради любимого! И Сонечка продолжает вести к свету Раскольникова, запутавшегося в закоулках собственной души.
Здесь же и Лиза Калитина, ушедшая аж в монастырь, чтобы не соблазнять любимого человека правом на счастье вдвоем. Девушка навеки расстается с миром только от того, что избранник ее слаб и не способен вырвать их судьбу из рук отвратительной жадной, идущей по головам женщины, в которой однажды ошибся.

Эти судьбы можно перечислять вечно. Они одинаковы в своей несчастливости и застыли в неподвижной верности нравственному идеалу. Если женщина не хочет ему соответствовать, она будет жестоко осуждена и наказана. Однако если женщина несчастлива в реальном мире, то это говорит лишь о том, что это мир плох и несовершенен. Литературные образы всего лишь зеркало, отражающее общественное мировоззрение, тесно связанное с церковным, представляющим женщину как темную, инстинктивно-чувственную натуру, просветляющуюся под воздействием идеала, (в 19м веке Христа, в 20м – идеи революции, ну и всегда – любовью к мужчине). Иногда, под влиянием других идей, как будто забываясь, писатели дают своим женским персонажам право на изначальную, природную чистоту и нравственность. Так, в «Отцах и детях» простота понимания Базаровым любви как сексуальной потребности, инстинкта размножения, искренне оскорбляет простушку Фенечку. Оказывается, нравственность у нее есть от природы, а не втолкована книжками и гувернантками. Но в классике это скорее случайность, чем правило. И заметьте, Истина, открывается героям именно через любовь к женщине. Так ищущие находят себя и смысл всего: Раскольников – в Соне, Онегин –в Татьяне, Пьер- в Наташе, Мастер – в Маргарите. Рецепт мужского счастья и развития прост – нужно всего лишь найти себе готовую жертвовать собой женщину. Кстати о Маргарите. На первый взгляд, она, казалось бы, разрушает сложившуюся концепцию идеального женского характера. Или хотя бы не вмещается в нее. Маргарита счастлива с Мастером, ее бунт и не бунт собственно, (недаром она не хочет вредить мужу), а просто то, что случилось внезапно: любовь, которая «выскочила из-под земли, как убийца в переулке…и поразила … обоих».

Однако любовь героев находится опять-таки вне семейного круга, «ячейки общества» , противостоит государственному тоталитарному пониманию семьи , «испорченной квартирным вопросом». И поэтому должна быть разрушена любой ценой. Борясь за возвращение Мастера, Маргарита, казалось бы, борется за свое счастье: «Я хочу, чтобы мне сейчас, немедленно, сию секунду, вернули моего любовника, Мастера!» Это, безусловно, говорит любящая женщина, которая отстаивает свое право на любовь любым способом. И бал у Сатаны больше похож не на жертву, а на сделку, в которой обе стороны получат равножелаемое. Но сломанный Мастер никак не может поверить и принять новое положение дел, и из уст Маргариты звучит: «ах ты, маловерный…человек…я ИЗ-ЗА ТЕБЯ тряслась всю ночь нагая….»Упрек-признание? А далее логическое продолжение - Маргарита уговаривает любимого принять судьбу, подаренную Воландом: сумеречными вечерами под романтическими вишнями тихого сада она будет хранить ЕГО покой под музыку Шуберта. Образ Маргариты необычайно сложен, наследует целый ряд образов мировой истории и литературы от тихой Гретхен до властной королевы Наваррской, кроме того, он вписан в метафизическую концепцию романа, в религиозно-мистическую и философскую одновременно. Образ этот настолько многозначен, что практически неподсуден ни литературно, ни обывательски. Недаром Маргарита - единственная, кто не имеет двойника в мифологическом дне романа. И тем не менее мотив жертвенности неистребим даже сознанием великого Булгакова.



Сила и красота как готовность отказа от личного счастья, как готовность пожертвования, неразделимы в женских литературных характерах. Отчасти это связано с вполне реальным униженным положением, в котором находились российские женщины, отчасти прочненько проживает в менталитете, внутренне не готовом по-настоящему отойти от церковных и домостроевских идеалов. И тревожит здесь даже не потребность мужчины в непременной жертве со стороны женщины, воспринимаемой как норма и залог успешного для мужчины союза, а скорее готовность женщины соответствовать нежизнеспособным идеалам, придуманным обществом, которого давно уже нет. Все это возведено в бесспорную классику и втолковывается нашим детям с рождения. Здесь бессмысленны громкие слова феминисток и торжественные восьмимартовские уверения. Сдвиги в сознании общества происходят либо веками, либо в результате потрясений, за которыми тысячи загубленных жизней. И платить такую цену будут опять женщины. Как тут не согласится с Пушкиным: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».